Диляра Тасбулатова - Мама, Колян и слово на букву «Б»
И так раз сто: капец, капец, капец.
Тут я засыпаю под этот ее капец и просыпаюсь в маршрутке совершенно одна – ну и шофер за рулем.
Шофер-узбек мне говорит:
– Жэнщына, выхады, конечная, я по кругу щас пойду…
Я ему говорю:
– Всё? Капец?
Шофер говорит:
– Капец ушел щас, каждый день ездит и про капец говорит по телефону… А что это такое – капец? (говорит мне узбек-шофер).
– Мэр (говорю), – Химок. Капец Абрам Израилевич.
– Иврей? (говорит шофер).
– А то!
Он говорит:
– Наверно, умный… Раз иврей…
– И добрый (говорю). – Видите, про него даже в маршрутке говорят. Добрые дела его вспоминают.
Узбек вздохнул:
– Наш брыгадыр – злой.
– Я на него Капцу пожалуюсь. Он разберется.
– Спасибо (говорит шофер). – Только нэ говорите, что это я сказал.
– Ну да, а то вам капец.
И вышла.
Вот, думаю теперь, как Капцу (или Капецу) пожаловаться на брыгадыра.
Моя больница
Какой-то дед в маршрутке спрашивает шофера:
– До больницы довезете?
– До какой?
– До моей.
– А какая это – твоя, дед?
– Ну, до моей! Их че, много тут разве?
Шофер говорит:
– Пять целых.
– Целых не пять, они все разваливаются…
– Так тебе какую, дед? Может, госпиталь военный?
– Не, туда не надо, мне там чуть ногу не отрезали…
– А куда?
– Откуда я знаю?
– А зачем?
– Бабка послала…
– А зачем?
– Откуда я знаю!
– Так иди в любую…
– Ты в какую посоветуешь?
– В любую…
– Ну, давай в любую.
– Ну, выходи тогда (говорит шофер).
– Прям щас? (остолбенел бедный дед).
– Ага.
– Где любая-то?
– А через дорогу.
– А че мне там делать?
– Вот уж не знаю. В очереди посидишь, поговоришь с кем-нить… Всё не так скучно.
– Ну да, может, ты и прав. Пошел я.
– Ага, давай. Всего тебе.
Разговоры с таксистами (серия)
Ехала как-то ночью в такси.
Таксист говорит:
– Ненавижу америкосов.
Я была выпимши, спорить было лень, и потому я сказала:
– Ага.
– И европейцы сволочи (сказал таксист). – Ненавижу французов.
– Ага (сказала я, практически засыпая).
– Не говоря уже об этих евреях. Это вообще ужас, – не унимался таксист.
Тут я проснулась и говорю:
– А как вам ассирийцы, зулусы, караимы?
Он ко мне повернулся в изумлении и говорит:
– Ни разу не встречал таких.
Тут я говорю:
– А с французами каждый день тусите?
Он смутился-таки:
– Тоже ни разу не видел, только в кино…
– Наверно, и американца ни одного не видели и даже еврея?
– Нет, почему, (сказал он степенно). – Еврея одного знал.
– И?
– Хороший мужик, начальник нашей автоколонны был.
– А че тогда евреев ненавидите?
– Так он с виду хороший, а если копнуть?
– Зулусов тоже копать не рекомендуется (говорю я). – Могут всю автоколонну под откос пустить – в компании с караимами и ассирийцами.
Он говорит в ужасе:
– Да вы что?
– Были (говорю), – прецеденты. Где теракт – там ищи ассирийско-караимско-зулусский след.
– Вот не знал (говорит это клинический, извините, идиот). – Спасибо, что предупредили!
– Вы еще шумеров в такси не берите (сказала я). – Только кривичей или вятичей.
– А вы кто? (спросил он уже опасливо).
– Я? Зулус!
Ему как-то так не по себе стало.
– Но только наполовину (поспешила добавить я).
– А вторая половина?
– Караимская (сказала я, потупясь).
Тут-то мы и приехали.
Происки отца народов
Собралась как-то в театр.
Вот, наконец, думаю, блесну в своем новом платье.
А к нему нужны колготки.
А они порвались, пока я их натягивала.
Пришлось заменить платье на брюки.
А к брюкам уже туфли другие, новые – вдруг жать будут? Ну, в конце концов все-таки вышла из дому.
Ковыляю – туфли уж больно хороши. Терплю.
Смотрю – не успеваю.
Взяла такси.
А там, в Химках наших, – пробка.
Плюс таксист стал Сталина хвалить. Поругалась с таксистом. Таксист мне сказал:
– Раз вы не любите Россию, два счетчика.
– Это вы не любите Россию! (сказала я). – Полсчетчика.
– Интересно (сказал таксист), – а какая пьеса, куда вы опаздываете?
– «Батум» (говорю).
– Эт че?
– Про молодого Сталина.
– Ладно (говорит), – тогда один счетчик.
И тут мы въехали в такую пробку, что уже ничего бы не спасло. Даже молодой Сталин или даже престарелый Сталин. А та девушка, которая меня по контрамарке на дефицитный спектакль хотела взять, подумала, что я тово… Она меня никогда не видела, я вместо нашей с ней общей подруги должна была на спектакль пойти: но зато я ей успела по телефону эту байку про Сталина рассказать.
Мама говорит:
– Она, наверно, подумала, что у тебя по дороге приступ с пеной изо рта случился. И таксист тебя прямиком в больницу. Для дураков…
В общем, в театр-то я так и не попала… Не иначе, как происки отца народов. Точно вам говорю.
Американские частушки
Собралась к друзьям в Америку.
В посольстве США в окошечке такой типичный американистый мэн меня спрашивает:
– Цель поездки?
– В гости еду.
– К кому?
– Она – генетик, он – историк, политолог.
– Гуд. А вы?
– Журналист типа.
– Типа или журналист?
– Типа журналист.
– В каком смысле?
– Ну, рассказы всякие пишу.
– Но там – знаете вы об этом? – вы не имеете права заниматься журналистикой.
– Хорошо. Тем более мои рассказы там никто не поймет.
– Почему это?
– Ну они… такие… о российской жизни, в общем.
– Как у Горького? (Образованный попался!)
– Ну типа… У меня тоже про босяков всяких.
– Простите?
– Ну, народная такая жизнь типа.
– Частушки? Фолк?
– Ну, не совсем…
– Но там нельзя и частушки публиковать.
– Не, не буду. Дождусь приезда. По приезде и опубликую.
– Американские впечатления?
– Ага. Американские частушки типа.
– Гуд. На три года вам даем визу.
– Ура! Напишу много частушек.
– А вы с юмором.
– Вы тоже.
– Спасибо (говорю).
…А говорят, они вредные. Что шутить нельзя. Можно, всё можно! Главное, частушки на английском не писать, и всё.
Теплоход «Пушкин»
…Плыли мы как-то по Волге (газета, где я служила тогда, за хорошее поведение наградила путевкой, что уже смешно).
Помимо этого, там еще много чего было смешного, но самым смешным был на этом теплоходе массовик – такой уж затейник, не приведи господи.
Ни на минуту не умолкал и по матюгальнику все время рапортовал радостным таким, поставленным голосом:
– Наш пароход называется «Александр Сергеевич Пушкин». Александр Сергеич был убит на дуэли выстрелом в живот. Сильно мучился, да так, что глаз у него выскочил. Поэта погубила светская чернь и всякие там сплетни, потому что жена у него была красавица… Внимание! К нам приближается пароход «Михаил Лермонтов»! Михаил Лермонтов тоже был убит на дуэли выстрелом Мартынова. Тут же пошел проливной дождь: как будто небеса сожалели о поэте… По одной версии, великий поэт долго лежал под дождем, смертельно раненный, по другой – умер сразу. Бабушка поэта ослепла от слез, убийца же, Мартынов этот, ликовал. Это был ужас, товарищи…
Через пять минут:
– Только что мы разминулись с пароходом «Александр Сергеевич Грибоедов»! Александр Сергеевич Грибоедов был зверски зарезан персами… На теле великого драматурга было обнаружено более двадцати колото-резаных ран…
Ну и так далее, не умолкая.
И вот тут к нему подошла пожилая женщина и говорит:
– Вы понимаете, у меня ребенок, 10 лет ему, я его учу нашей литературе, а вы тут такие ужасы рассказываете…
Массовик говорит:
– Ничё не ужасы, я по методичке читаю, а методичка одобрена Минкультом совместно с российским пароходством – все это правда было…
Тетка говорит:
– А вы не могли бы не про смерть их, а, к примеру стихи читать?
Массовик, ни слова не говоря, хватает опять матюгальник и как заорет:
– Я памятник себе воздвиг нерукотворный!
Тетка (правда, поморщившись):
– Вот так-то лучше!
А массовик ей (мрачно):
– Но я все равно не могу отклониться от методички. Сейчас проедем Углич, и опять надо по инструкции говорить. А там еще может пароход «Есенин» встретиться и «Маяковский» – а у них же у всех смерть была трагическая…
Президент Таджикии
Все, как правило, сидят в метро с телефонами. Играют в какие-то игры или эсэмэски шлют. Но кое-кто читает книги.
Как-то видела я в метро такую картину: сидит хорошенькая девочка и читает толстую книгу. А рядом с ней – парень, простонародного типа, слегка под газом, на вид гопник, но при этом не агрессивный. И ему (я вижу) страсть как хочется с девушкой этой познакомиться. Он достает из широких штанин довольно приличный телефон. Чувствуется, что он хочет поразить симпатичную девочку: у нее какая-то там затрепанная книга, а у него – дорогой гаджет.
